no mortal would dare that.... .... it is difficult for ordinary mortals
Опять
Информатик опять что-то впаривает, слушать не получается при всем желании, сквозь муть слышу что-то про снижаемую успеваемость, в баню. Оглядываюсь по сторонам, странно я сижу на последней парте. На последней? где угодно только не на информатике! Странно, осматриваюсь, все внимательно вслушиваются в его речь пытаюсь послушать, опять про собрание, всмысле новый предмет? А, для родителей. Какая страница, шепчу: Жень какая? 235. спасибо. читаю. Как к этому приходят. Почему это важно. Как правильно писать. Примеры некоторых работ, фамилии авторов. Что??? Демидкина и Бражникова. Звенит звонок, в шоке встаю из стола, собираю ученики в кучу. Где мой портфель? Нет. Смотрю на Женьку у нее тоже, ладно выходим. Все странно мутно, как в тумане. Все спокойны, в руках учебнике, Женька что-то возмущенно говорит, пытаюсь прислушаться, в ушах шумит. Кому не говорила? Матери? И что? О чем моя не знает? О каких статьях? в учебнике? Я тоже только сейчас узнала. Да не кипятись, все обойдется. Слышу ее возмущенный вскрик. Потише слушай, это всего лишь безобидные статьи. на какую тему? Это я писала? Когда? Оборачиваюсь. Я в шоке. Что с Женькой? Смотрю, на ней ярко оранжевая укороченная майка, ярко сини джинсы. Смотрю на свои ноги.гетры? С кедами? Клешеная юбка. Поднимаю руку вверх. Что у меня на голове? Панк? В разные стороны? Как со стороны замечаю, что концы мойх волос оранжевые. Черт. Я где-то это видела. Смотрю на книгу у Женьки в руках. «Азы слеша», Черт опять этот сон, достал, извини-кричу я, и, пихая Женьки свои книги, бегу прочь. Нет, этого опять не случится, какая-то красшенная дура, как я останавливает в коридоре. Простите-неуверенно Это она мне? Что?-отвечаю я. Можно с Вами сфотографироваться. Я опять в шоке
Пожалуйста. Она обнимает меня , тупо пялюсь в камеру. Какой симпотный парень? И камерка у него ничего? Черт, она идет. Я в ужасе спускаюсь по лестнице. Все потемнело, туман спал. Откуда на мне вечернее платье, бл??ь в прошлый раз такого не было. спускаюсь, почти на первом этаже. путаюсь в платье оглядываюсь—она, гадина ползет. Черт из какого это фильма. Проклятие, точно проклятие. Пошла ты! ору я. Не доползешь. Черт! это лицо! Спускаюсь на первый этаж, кто-то стоит около окна. платье, чертово вечернее платье. Бегу к выходу, дверной проем, странно не какой охраны, толкаю входную дверь, черт заперто! Нет, нет, я не матерюсь, ничего, все хорошо, второй этаж, пожарная лестница. забегаю обратно в школу, второй этаж, черт окно закрыто. Когда?здесь не было решеток. Интересно я умею сквозь стены, неважно, попробую. Разбегаюсь, Асфальт, я уже вижу его. Сейчас ударюсь и проснусь. Черт, каменный пол, опять он не хочет меня отпускать. Перед лицом вижу протягивающуюся руку. Мериэл, как можно так напиться? Я не пила, Беру протянутую руку, встаю. Я просто упала. Конечно-говорит незнакомец улыбаясь. Черт! Проффесор Снейп. Северус? –говорю я в шоке. А кого ты хотела увидеть? Черт! Оборачиваюсь на полу лежит парень, черт, я споткнулась за Поттера. Это предел, когда он меня отпустит? Северус? что он делает на полу? Лежит- отвечает он. Его надо поднять. Зачем, он 10 лет уже здесь лежит. 10? Он мертв, Мериэл, успокойся. Мертв, лежит, 10 лет. Всматриваюсь в его лицо, такое же юное, как всегда, только обычно он танцевал. Черт! Затягивает! Я мальчик? Это что-то новое. Подвал, вижу себя со стороны. Я маленький мальчик, сижу в углу. Это что подвал? нет, потолок деревянный, сверху кто-то ходит. Черт! Опять «Сонная лощина». Вот он начинает размахивать топором, пол проламывается. Кричу. Вижу со стороны, как всадник уносит голову мальчика, мальчика с зелеными глазами, в очках, почему-то черно-волосого и с лицом Гари Поттера. Голова улыбается и моргает мне на прощанье. Я падаю в обморок. Все хорошо. Теперь можно поспать.
no mortal would dare that.... .... it is difficult for ordinary mortals
Скоро конец года, наконец -то, весна побуждает к активным действиям.
А с пятницы нас опять ЗАпрягают, начинаем поездки на поле.А я освобождена, поэтому мы ( нас, освобожденных несколько человек) будем ходить в школу, в четвером, представляете
no mortal would dare that.... .... it is difficult for ordinary mortals
Салют!!! Бух бух!!!! побилась головой об стол, ура!!! Попрыгала по комнате!!!! УРА!!!! УРА!!!
А вы щнаете, что такой интернет болезнь? Спорим нет! У меня за этот месяц чего только не было:
два раза горло болело, четыре раза истерика( практически), неконролируемые потоки слез, обострились проблемы с желудком, с сердцем, октивировалась алергия на соль,.
А теперь просто кружится голова, о шока, наконец-то я попала в родимый интерне!!!!!!
Все !
Много правда было положительного в это время:
я начала появляться на улице, гуляла вечером в парке, ходила на КВН, в кинотеатр, похудела, и как идиотка, начала балдеть С Джерада Лето и его братика. Вообщем я в шоке.
Много написла стихотворений(7 шт) начала писать два фика, 1 закончила(наконец0то), и кучу разных историй.
ДраконПримечание: Ну да! А что еще я могу написать на пьяную голову.
Я напился. Хотя нет, всего выпил чуть-чуть , полбаночки, какой-то магловской дряни. «Дракон» по-моему называется, не помню. Наверно все же «дракон», точно, я ещё из-за названия купил. Я сейчас вообще чего-то плохо соображаю. Да это и не так важно. А выпил я всего капельку, половину вылил в палисадник, если это был он. Толком не помню но я сегодня это сделал, наконец – то. Мне кажется, что дело было так:
Я подошёл к нему и говорю:
-Знаешь, а ты даже ничего.
- Что? – от как-то тупо смотрит на меня.
-Говорю, что ты ничего, даже больше, я от тебя без ума. Ты такой сладенький, тьфу, класненький, блин, не важно.
- По-моему ты пьян- отвечает он.
-Да, немного выпил - говорю я, показывая ему пустую банку – магловское пойло сильно пьянит- оправдываюсь я.
-Магловское?- он удивленно смотрит на меня- Ты видимо перечитал своих книжек. Ну ка, покажи что пьёшь.
Я протягиваю ему банку.
-О « Дракон»- Где ты его взял? Там же какой-то наркотик.
- Правда?- говорю, я в шоке, наркотик, ух - В магазине купил.
-И тебе продали, в магазине? – говорит он, улыбаясь.
Соображать перестаю вовсе, подхожу к нему, провожу рукой по щеке, губан, касаюсь волос. Он удивленно смотрит.
-Ты что?
-Знаешь, если тебя перекрасить в черный, ты будешь похож на итальянца - говорю я и целую его.
Он резко отталкивает меня.
-Ты пьян - говорит он,- ты сам не знаешь что творишь.
- Да я пьян, но это трезвым я бы не сделал, никогда- говорю почти шепотом, улыбаясь, целую его губы.
~`~`~`~
Смотрю на его лицо, волосы, тело. Он прекрасен, он мой драконЧИк. И все же, если его перекрасить в темный, он будет похож на итальянца. А сейчас он дракон, белый, ворчащий дракон. Я не знаю, что будет утром, но его я больше не отпущу, только не теперь, ведь он так классно смотрится на моей кровати. Я люблю его. Да, почти уверен.
-Иди сюда, замерзнешь- сквозь сон бормочет он.
-Сейчас, допишу, чуть-чуть осталось- отвечаю я.
Дописываю, слезаю с подоконника и ложусь под одеяло.
-Люблю, -говорит он.
Я обнимаю его, прижимаясь всем телом,
-Люблю, - отвечаю я, люблю.
Он что-то бормочет. Не слышу. Может и правда «Дракон» содержит наркотик? Не знаю, но мой дракон явно вызывает зависимость.
Ах да, на ( мая, жудко опьянела от половины баночки коктеля "ДРАКОН". Вот и все.
no mortal would dare that.... .... it is difficult for ordinary mortals
ТРИ ВЕЩИ, КОТОРЫЕ МНЕ НЕПОНЯТНЫ:
совесь
любовь
почемум меня называют вещью
ТРИ ВЕЩИ, КОТОРЫЕ МЕНЯ ПУГАЮТ:
совесть
любовь
желания
ТРИ ВЕЩИ, КОТОРЫМ БЫ МНЕ ХОТЕЛОСЬ НАУЧИТЬСЯ:
покупать совесть
иметь полный контроль над желаниями
жить
ТРИ ВЕЩИ, КОТОРЫЕ НА МНЕ СЕЙЧАС НАДЕТЫ:
пижама
пижама
пижама
ТРИ ВЕЩИ, ЛЕЖАЩИЕ НА МОЁМ СТОЛЕ:
упаковка цветных карандашей
наруно-настольные часы
клей-карандаш
ТРИ ПЛЮСА МОЕГО ХАРАКТЕРА:
умение читать по лицам
умение держать "лицо"
говорить (делать)то, что нужно, а не то, что хочется
ТРИ МИНУСА МОЕГО ХАРАКТЕРА:
плакать лишь над пустяками в захломленной кладовой
писать идиотские письма
требовать от людей открытости и доверия
ТРИ ВЕЩИ, КОТОРЫЕ Я ДЕЛАЮ ЧАЩЕ ВСЕГО:
читаю
пишу(печатаю)
любуюсь
ТРИ МЕСТА, КУДА Я ХОЧУ ПОПАСТЬ:
*ох, я не могу это сказать*)))ну очень хочется
летом на Украину или в Питер(разницы не какой, легче разорваться. И там и там живут два моих друга, которых я не видела с 5 лет, а им тогда было 12-14)
_______________
ТРИ ИМЕНИ, КОТОРЫЕ Я ИСПОЛЬЗУЮ:
mocka
Моська
Нигилист
ТРИ ЧЕЛОВЕКА ОТВЕТЯТ НА ТЕ ЖЕ ВОПРОСЫ У СЕБЯ В ДНЕВНИКЕ:
Ну не знаю, кто хочет или кто не хочет, ладно
-Joey-,
SIL-LAGUNAS,
Dieter Zerium.
P.S.
janefiriel,
знаешь, а легче было опять просто надуться и плюнуть на все. Потому что твое поведение меня вывело из себя. Стало легче, держать в себе это неделю, для меня рекорд
no mortal would dare that.... .... it is difficult for ordinary mortals
Интересно, а на колдографии в волшебных газетах краски уходит столько же, как и на обычную газетную фотографию, или больше? Все таки обычная фотография не двигается?
no mortal would dare that.... .... it is difficult for ordinary mortals
Сегодня в гости ко мне наведывался бывший парень. Знаете, с бывшими всегда легче разговаривать. Можно просто открыться, убрать маску, глупо улыбаться и шутить. Можно просто обнять, лечь на колени, поцеловать не задумываясь ни оч ем. Делай, что хочешь. Как очень близкие друзья, хотя это слово врядли сюда подходит. КИШ единственный человек, который утверждает уже два года, что любит меня и не может ничего с этим поделать. Мне очень прияно его общество. Я чувствую, что ему трудно со мной говорить, я чувствую, ЧЕГО он хочет, но я знаю, что он не позволит себе ничего лишнего. Мы очень редко видимся, но при всетречах тратит н а друг друга весь день. Рядом сним тепло, чевствуешь себя спокойно. Он седня рассказал мне, что недавно они с Димкиой( тож мой бывший) попали в одну компанию( они хорошо друг друга знают) и немного перебрали, а потом сидели за столом обнявшись и говори о том, что не могут меня забыть. Не знаю, наверно мне было приятно, тогда, а сейчас ко мне вернулось опять чувство.... Ну чувствую себя такой БУКОй, разбивающей парням жизнь, вибивающей их из суматохи жизни, заставляющей их верить в сказки и любовь.
no mortal would dare that.... .... it is difficult for ordinary mortals
Я не знаю, что сказать. Я не уверена, что меня кто-то поймет. Я давно на это не надеюсь. А еще я лгу сама себе, конечно я надеюсь. Я просто не могу, чувствую себя отвратительно, но в тоже время… Нет слов. Шок. Вообщем если у кого-то хватит сил это прочитать то он меня поймет, или тоже будет в шоке, неважно. (Если кто-то решится это прочитать, то невдумайте сохранять этот отрывок у себя в копме… хотя Вам виднее.
Время застыло, превратившись для Гарри в набор статичных образов, будто вспыхивающих перед глазами. Затылок Драко — прямо перед ним, тепло тонких длинных пальцев в его ладони. Настороженный и одновременно — взволнованный взгляд серых глаз, когда Малфой остановился перед дверью и обернулся через плечо. Взгляд, в котором было так много, целая жизнь, вся душа Драко, и Гарри понял, точнее, ему казалось, что он понял все, что тот хотел и мог бы сказать. Это было почти как тогда, в той, прошлой жизни, когда им было достаточно вот так же посмотреть друг на друга — и все, вся их сущность будто приоткрывалась на миг, и не нужно было уже никаких слов. Никогда не было нужно.
— Идем… — выдохнул Гарри, неотрывно глядя на губы Малфоя.
Они дрогнули в ответ — почти в улыбке — и это означало, что для Драко тоже больше не нужно слов. Дверь распахнулась, и в полумраке комнаты Гарри различил очертания тела, сжавшегося в комочек на растерзанной кровати.
Звуки появились чуть позже, буквально на долю секунды, но это было, как два разных мира, как два видения. В первом, поджав коленки к груди и зарывшись лицом в подушку, спала женщина — существо, на которое Гарри не имел никаких прав, и он на миг ощутил неуверенность и неловкость, тут же представив, как это выглядело со стороны — то, что они вламываются к ней в спальню посреди ночи. Во втором была тихо, беспомощно плачущая одинокая девушка, и сердце окатила такая волна нежности и тепла, что Гарри даже не понял, как именно очутился рядом с ней, почему его руки обнимают обтянутые тонкой полупрозрачной тканью плечи — и когда она успела переодеться в это свое кимоно? — стискивают их, и голос срывается на шепот, на мольбы — ну что ты, глупенькая, хорошая моя, что ты…
Луна всхлипнула, так знакомо — Гарри тысячу раз, наверное, уже слышал, как она плачет — и отвернулась, пряча лицо в подушке. Ее тонкие, будто прозрачные пальцы сжались, комкая край одеяла, и Гарри, не задумываясь, стал целовать их, раз она боится посмотреть им в глаза, и их с Драко голоса сплетались, бормоча какую-то чушь — Малфой успел перемахнуть на другой край кровати, обнимая Луну сзади, прижимаясь к ней, и тогда она разрыдалась в голос.
Наверное, от этих ее рыданий они сошли с ума — потому что иначе никак не объяснить то, что у них обоих сорвало крышу настолько, что они больше не задумывались абсолютно ни о чем. То, что, поднимая глаза, Гарри видел совершенно шальной, безумный взгляд Драко, его руки, беспорядочно скользящие по груди Луны, по округлым бедрам, видел, как он впивается поцелуями в ее шею, отводя спутанные, растрепавшиеся волосы. И смотреть, как Малфой целует Луну Лавгуд, так нежно и горячо, будто она — часть его, и, задыхаясь, целовать ее самому, забирая в ладони заплаканное лицо, не давая вывернуться, спрятаться в свое отчаяние, в свою дурь, которую она в очередной раз себе напридумывала и оплакивает ее теперь — это было слишком невозможно, невероятно, нереально — как и все, что сегодня случилось, наверное…
А потом Гарри понял, что Луна уже не вырывается, а просто бормочет что-то, так беспомощно и по-детски открыто, так несчастно, так покорно — и на короткое мгновение оцепенел, возмутившись до глубины души.
— Я люблю тебя… — совершенно искренне выдохнул он, не сводя с нее горящего взгляда, не давая ей отвести глаза. — Как ты могла подумать…
— И я тебя люблю, — прошептал Драко, целуя мочку ее уха.
Ресницы Малфоя щекотали ей шею, и Гарри, не удержавшись, прильнул губами чуть ниже, заставляя девушку выгнуться и фыркнуть сквозь слезы.
— Ты нужна нам, — пробормотал Гарри.
И только произнеся это, понял, что решил все и озвучил — за двоих, так легко, даже не задумавшись, да ведь и не над чем было здесь думать. Глаза Малфоя, стоящего перед закрытой дверью в эту спальню, уже сказали все, и это было настольно правильно, что выпустить из их рук отбивающуюся Луну сейчас стало бы самой большой глупостью, а глупостей хватало уже и так, и Гарри знал — так безоговорочно сейчас, наверное, он был уверен только в одном — это правда. Она нужна им, и они оба нужны ему, Гарри, и Драко нуждается в них, и это настолько не треугольник, что просто смешно даже представлять его так. Здесь больше нет пары и «третьих лишних». Здесь только глупая, заплаканная Луна Лавгуд, которая никак не хочет — или просто боится — понять, поверить в то, что кажется таким естественным, таким правильным, единственно возможным.
Тонкая ткань легко разошлась под настойчивыми пальцами, и Гарри скользнул вниз, дурея от запаха женской кожи, касаясь губами ключиц, и ямочки между ними, и ложбинки между грудей, зарываясь в них, сжимая в ладонях, Мерлин, это было так упоительно, что можно было рехнуться от одного только этого, и от обвившейся вокруг них руки Драко, от его пальцев, перебирающих волосы Гарри на затылке, от звуков задыхающихся поцелуев — Гарри не видел, но слышал, чувствовал, как он целует Луну, как она дышит. Ее соски почти мгновенно затвердели, превратившись в твердые комочки — Гарри невольно отметил, что это совершенно не так, как бывает у возбужденного Драко, и эти маленькие отличия почему-то были чертовски важны, они составляли именно ту разницу, за которую Луну хотелось покрыть поцелуями с ног до головы, что он и делал, забыв уже обо всем. Ему казалось, что они занимались этим втроем — всегда. Что нет ничего более естественного, чем скользить губами вниз по женскому животу, натыкаться на ладонь Драко — и целовать и ее тоже, а потом рвануться вверх и жадно впиться в его губы, всем телом невольно обрушиваясь на девушку, опрокидывая ее на спину, и слыша ее прерывистый смех, и тут же чувствуя ее губы — на своей шее.
Они задыхались, потерявшись в волнах ощущений, чувств, в этом почти мистическом полумраке, и было столько рук, столько губ и прикосновений, столько стонов и звуков, что это ну никак не могло быть реальностью, и от мысли, что — все-таки было, хотелось кричать. Это было какое-то истерическое, иррациональное счастье.
Глаза Драко блестели в темноте — так близко, и Гарри целовал их, целовал веки, и скулы, и волосы, запутываясь пальцами в волосах Луны, которая уже ускользнула куда-то вниз, и только когда ее руки начали рвать молнию на джинсах, Гарри остановился, зашипел от неожиданности, задохнувшись — и упал на подушки, запрокидывая голову и глядя в потолок невидящими, распахнутыми глазами.
Он застонал так громко, так беспомощно и так сладко и горячо, что Драко потянуло к нему, будто магнитом к железу — он и сам не успел понять, подумать, почему, просто машинально рванулся следом и припал к родным губам, ловя хриплые стоны и вскрики, удерживая в ладонях мечущуюся черноволосую голову, глядя в бездонные, потемневшие глаза.
А потом были прикосновения пальцев Луны, и торопливые, дерганые движения, которыми она расстегивала его джинсы, и ласка ее рук, и Драко сам застонал в голос, невольно толкаясь в ее ладонь и не переставая целовать Гарри, одновременно сжимая плечо девушки. И когда, на миг оторвавшись, Драко отстранился и посмотрел вниз, на Луну, вероятно, и наступил тот самый момент, когда безумие перерастает способность мыслить и рассуждать, сметая, сминая ее к черту, потому что видеть, как твоя девушка обхватывает член Гарри губами, сжимает его у самого основания, заставляя выгибаться в судорогах, и одновременно ладошкой гладит твой, перебирает пальчиками, так нежно, так настойчиво — и при этом не потерять головы — Мерлин, да разве ж это возможно?.. Разве можно слышать сладкие вскрики Поттера, чувствовать, как он бьется, прижатый тобой к кровати, под ласками твоей Луны, и как она ласкает тебя — одновременно — и не сойти с ума?..
Взрыв был такой, что у Драко на миг потемнело в глазах, и он рухнул на Гарри, утыкаясь в его плечо, кусая губы и задыхаясь, размякший, распластанный и безвольный, выжатый досуха этим нежданным, свалившимся на голову счастьем, и руки Поттера сжались, обвились вокруг него, а по спине вверх-вниз заскользила ладонь Луны, а потом она настойчиво опрокинула Драко на бок и стала целовать живот, собирая языком остатки влаги, и это было уже слишком, совершенно слишком, чтобы вынести — она никогда не была такой, когда они занимались сексом вдвоем. Такой чувственной, такой страстной.
— Сумасшедшая… — выдохнул Драко и откинулся на спину, перебирая ее волосы.
— О, боже… — одновременно с ним простонал Гарри и свернулся в комок, находя губами лицо Луны и покрывая его горячими, сильными поцелуями.
Девушка пискнула — и Драко увидел, как постепенно расслабились ее плечи в руках Поттера, как она запрокинула голову, как Гарри стаскивает, срывает с нее остатки кимоно. Он смотрел на них и не мог согнать с лица дурацкую, счастливую улыбку, наслаждаясь отщелкивающимися секундами возможности выбора — он мог просто смотреть, мог касаться их, мог присоединиться, целуя ее или его, и любая реальность, какую бы он ни предпочтет, будет таким же счастьем, такой же чистой, незамутненной радостью, искренностью, и они примут его выбор — любой.
А потом вдруг секунды закончились, и Драко понял, что просто смотреть — невозможно совершенно. Руки сами собой потянулись коснуться обнаженного плеча Луны, сжать его в ладони, погладить, и Драко поймал себя на том, что уже сидит рядом, целуя спину девушки, чувствуя, как она выгибается ему навстречу, одновременно сомкнув руки на шее Гарри, отвечая на его поцелуи.
Они прижались к ней оба, с двух сторон, сходя с ума от ее горячей, невозможной близости, от мерцающего возбужденного блеска в глазах друг друга, от ее тихих стонов, лаская ее тело. Луна откинулась спиной на грудь Драко, запрокидывая голову — когда он успел усадить ее к себе на колени? — обрывочно подумал Гарри, обнимая их обоих, зарываясь лицом в ее шею, сжимая пальцы на плечах Драко, а потом был чей-то сдавленный выдох, и Гарри задрожал от одной мысли, что он уже — в ней, и рванулся вниз, одновременно толкая их на спину, разводя точеные женские колени и припадая губами — туда, дурея от сладкого запаха, целуя одновременно и Луну, и Драко, чувствуя, что тонет, безбожно тонет в ее вскриках и стонах, и в рваном дыхании Малфоя, в ритме их движений, лихорадочно нащупывая пальцем вход в знакомое до сжимающей грудь боли белокожее тело, проникая в него — и утопая в родных ощущениях, по которым безумно, нечеловечески, невозможно истосковался…
Драко закричал, выгибаясь, пытаясь одновременно и насаживаться на настойчивые, горячие пальцы, и двигаться в жаркой, обволакивающей теплоте, сжимая Луну в объятиях с такой силой, что у девушки перехватило дыхание. Губы Гарри, ласкающие ее, Драко, вколачивающийся снизу — ей казалось, что она сошла с ума или попала в другой мир, ну не может же в этом быть так хорошо, так отчаянно, пронзительно сладко, не могут они быть такими горячими, не могут… Она билась в руках Малфоя, с силой прижимая голову Гарри к себе за волосы — вот еще, еще чуть-чуть, хороший мой, милый, да, вот так, да-а-а… — оргазм накатил одной волной, срывая в задыхающийся крик, и следующим, что она почувствовала, были руки Драко, опрокидывающие ее на кровать.
Он склонился над ней — растрепанный, с совершенно шальными обезумевшими глазами, и Луна отвечала на поцелуи, притягивая его к себе — она же слышала, что он еще не успел, ей хотелось увидеть это, увидеть снова, теперь, когда она уже поверила и даже почти смирилась, что больше — никогда, у него ведь есть Гарри, что она такое по сравнению с Гарри. То, что они вместе — это правильно, они и должны были быть вместе, и она сама виновата, что привязалась к этим глазам, вечно прячущим ранимую, измотанную, сильную душу под ледяной корочкой, к этой длинной, гибкой, грациозной фигуре, к недюжинной силе тонких рук, к редким, но таким сладким стонам, и шепоту в постели, и светлым волосам, которые можно тихонько целовать утром, пока он еще спит, он — ее Драко…
Пусть знать, что он — не твой, пусть понимать, что все временно, что она всего лишь — замена, даже если он сам этого не понимал никогда, пусть видеть пугающую черную пустоту в глазах Гарри — такого горячего, такого сильного, и такого сдержанного, отстраненного, к нему и не подойти было толком никогда, это же просто рехнуться можно, до чего он притягателен, как к нему тянет, просто с ума сойти, и всегда — держать себя в руках, он никого к себе не подпустит, он слишком обжегся, слишком нуждается только в Драко, чтобы — хоть кто-то еще…
Она хотела, чтобы они были вместе — они снова вместе, и пугающе яркий свет мог быть только светом открывающихся амулетов, и в какой-то момент Луне стало так страшно, что она вылетела из их спальни, как ошпаренная, оправдываясь перед собой, что дальше мальчики разберутся сами, что она только мешала бы им, но на самом деле — ей просто было нечеловечески страшно остаться там и увидеть немой вопрос в их глазах — что ты делаешь в нашей постели, Лавгуд?
В глазах, роднее которых, наверное, уже и не было для нее на свете. В глазах, за свет в которых уже, не задумываясь, отдашь жизнь — потому что жизнь, она ведь только в них, а она всего лишь влезла между ними, пытаясь склеить, собрать по осколочкам чужое счастье — зачем? Мерлин, потому что это и было — настоящее счастье, потому что не должно быть — так, она сильная, она справится… А потом, когда обнаружилось, что вовсе она никакая не сильная, что справиться с этим и невозможно, наверное, стало уже совершенно не важно, что будет с ней дальше. Она поступила правильно — в этом Луна была уверена всегда — а то, что теперь так больно, там, где-то глубоко, в груди, так болит, так щемит — ну что ж, сама виновата, это пройдет обязательно, когда-нибудь потом, главное, что они…
И обрушившийся на нее нескончаемый поток поцелуев был чем-то настолько нереальным, невозможно желанным, что чуть не свалил в новый виток истерики. Они были рядом — оба, такие горячие и живые, Мерлин, такие настоящие, не те два манекена, что жили здесь, в этом доме, и, глядя на них, хотелось вывернуться наизнанку, лишь бы это не кончилось. Лишь бы видеть их — такими, снова и снова, всегда.
Луна тонула в глазах склонившегося над ней Драко, обнимая коленями его бедра, прижимаясь к нему — он не закрывал глаза, он смотрел на нее, такой открытый и искренний сейчас, он никогда не был раньше таким открытым, таким беззащитным, никогда не улыбался ей — так. Гарри целовал его спину — быстро, лихорадочно, и у него дрожали руки, когда он касался Малфоя, который уже снова двигался — в ней, запрокидывая голову и тяжело дыша.
Она не видела, но чувствовала так, как, наверное, еще никогда раньше, чувствовала, как пальцы Гарри ласкают Драко изнутри, как им горячо и тесно — там, как Гарри невыносимо, истерически хочет — туда, и боится причинить боль, и еще — боится, что Драко отвык от этого, что ему это больше не нужно, боится, даже слыша, как горячо и отчаянно стонет Малфой в ответ на его ласки, боится — и при этом хочет настолько, что почти кончает от одной мысли об этом.
— Да… — не выдержав, простонал Драко, зарываясь лицом в шею Луны. — Ну же… Гарри…
И Гарри будто сошел с ума. Луна почувствовала бы его первое движение, даже не будь она эмпатом — Драко кончил мгновенно, как только ощутил его — там, и тут же стал возбуждаться снова, прямо в ней, не выходя, почти не переставая двигаться, а Луна невольно улыбнулась, выгибаясь под ним — вот всегда же знала, что именно это ему нравится больше всего! Его трясло, и она обхватила дрожащие плечи, гладя их, целуя спутанные мокрые волосы на виске, глядя в потемневшие от желания глаза Гарри, на его закушенные губы, на то, как он смотрит — будто прямо в нее, прямо в душу, медленными толчками проникая все глубже в тело Драко и не отводя взгляда.
Это было больше, чем секс. Все, что было раньше — ох, по сравнению с этим то были просто взаимные ласки, и только теперь до Луны окончательно дошло, что они оба не просто пожалели ее, прибежав поделиться тем, чего, наверное, было слишком много для них двоих. Что она действительно нужна им — обоим, что руки Малфоя не просто так вцепились сейчас именно в нее, как вцепились бы в подушку, будь он с Гарри вдвоем в этой постели. Что Гарри смотрит ей в глаза, впервые входя в тело Драко, не потому, что его взгляд случайно за нее зацепился.
Драко застонал — так громко и сладко, короткими выдохами, что она чуть не кончила снова от одних только этих звуков. А потом Гарри наклонился и, потянувшись, коснулся губами ее губ, и Драко забился под ним, отчаянно пытаясь двигаться навстречу обоим, почти рыдая от наслаждения, и поднял голову, извернувшись, приподнялся на руках, лихорадочно находя губы Гарри своими. Теперь он почти не шевелился сам, лишь отдаваясь ритму, который задавал Гарри, и Луна обхватывала ногами их обоих, все сильнее сжимая пальцами соски Драко, чувствуя, как ладонь Гарри ласкает ее грудь, и шею, и плечи, как Драко бьется, зажатый между ними, отдаваясь — им обоим, а Гарри смотрит на нее совершенно дикими, ошалевшими глазами, шепча — да, вот так, Драко, ох, как же я скучал по тебе, мой Драко, любимый, мой сладкий, мой, мой, мой…
Когда они повалились на кровать, задыхающиеся, выжатые, обнимая друг друга — все трое, Луне казалось, что она умерла и родилась заново этой ночью. В глазах Драко была теплая, мерцающая расслабленность, будто переломался и растаял весь накопившийся за год одиночества лед, затянувший их когда-то. Он мурлыкал и жмурился, прижимаясь лбом к плечу Гарри и, одновременно, затылком — к груди Луны, извернувшись между ними, а они целовались, улыбаясь друг другу, как безумные, а потом Гарри наклонился к Малфою, коротко чмокнув его в губы, и между ними словно пробежала искра. Луна впервые видела такое — так близко, вживую, не в мысливе Гермионы, а находясь прямо рядом, замирая от неожиданности и какого-то странного, щемящего ощущения причастности к чему-то огромному, настоящему. Даже не причастности, наверное, просто — присутствия рядом с этим, осознания, что в мире это — есть, что так действительно бывает.
Они переглянулись, так и не сказав вслух ни слова, и потянули ее к себе — вдвоем, укладывая между собой, зарываясь лицами в ее волосы, обнимая ее, шепча — хорошая моя, сладкая, милая, моя родная, сумасшедшая моя — и гладя ее по плечам, прижимаясь к ней, и касаясь друг друга — все время, будто мимоходом, постоянно, и улыбаясь, Мерлин, она чувствовала эти улыбки даже с закрытыми глазами, теряясь в них и невольно улыбаясь сама, медленно проваливаясь в сон, как в сладкую сказку, которая не закончится утром.
no mortal would dare that.... .... it is difficult for ordinary mortals
Я говорю звезда и рисую крест.
Я говорю мой и подразумеваю Диму тебя.
Я говорю солнце и думаю, как скорее от нас избавиться.
Я говорю нет и пытаюсь передать боль.
Я говорю звук, и ты слышишь крик.
Я говорю пора и думаю о том, как быстро пролетело время.
Я говорю привет, и ты слышишь не уходи.
Я говорю не надо и умоляю, чтобы все продолжалось.
Я говорю боль и чувствую защищенность.
Ты ломаешь меня каждый день и не подозреваешь об этом. Ты ломаешь меня каждый день и заставляешь искать замену твоему отсутствию. Ты ломаешь меня каждый день и не видишь моих глаз. Ты ломаешь меня каждый день и не даешь мне сил забыть о твоем существовании.
no mortal would dare that.... .... it is difficult for ordinary mortals
Почему все так сложно? Почему я не могу по другому? Почему Яне могу жить сама? Зачем я проживаю жизнь моих героев? Зачем я беру их за свои.? Зачем я пишу, если это вызывает в итоге истерику? Я знала, что так будет. Я сама придумала сюжет. Так почему же черт возьми плачу. Я задумала так, подругомы быть не могло. Ну почему их чувства переживаются, как свои…
no mortal would dare that.... .... it is difficult for ordinary mortals
Неужели я был таким же светом для тебя? — замирая от изумления, страха и какой-то безграничной, горькой нежности, подумал Гарри. Таким теплом? Тебе так же хотелось прильнуть ко мне, чтобы согреться, растопить вечный ледяной комок, замораживавший тебя изнутри? Поверить, довериться, привыкнуть, привязаться — и забыть о том, что бывает ночь? Так же, как мне сейчас, когда я смотрю на него — и вижу твою улыбку, какой она была еще вчера, когда ты пытался вручить мне подарок…
Подарок, который ты не вручишь уже никогда.
Солнышко щурило глазки, заразительно улыбаясь и выстреливая крошечными искрами в ладонь Гарри. По руке пробегали волны тепла, и губы невольно дрогнули, когда амулет внезапно хитро подмигнул, словно верил во что-то, ведомое ему одному, и пытался поделиться своей безрассудной верой так же щедро и не задумываясь, как делился теплом.
Гарри не знал, во что еще стоит верить. Он знал только, что держит сейчас в руке самое дорогое, что мог оставить ему Малфой, навсегда уйдя из его жизни. И что это он не выпустит — никогда.
Горько улыбнувшись, он одним движением надел амулет на шею, спрятав шкодливое сумасбродное солнце под футболкой. И почти не удивился, когда оно тут же послушно вытянулось, став почти плоским и перестав светить. Остались только лучики тепла, проникающие в самое сердце, и легкие, едва заметные уколы искр. Словно напоминающие — ты не один. Я с тобой.
Глаза ни в какую не желали открываться. Гарри не мог заставить себя выдохнуть, подняться и снова увидеть, что Драко больше нет здесь. И не будет — уже никогда. Руки вцепились в маленький островок тепла на груди, и яркая, ошеломляющая волна горечи, накатив, как девятый вал, на мгновение вышибла все оцепенение, все остатки самообладания и собранности. Он сидел на пятках, опустив голову, сдавленными выдохами давя остатки непролитых слез, и боялся пошевелиться — ему казалось, что любое движение сорвет его в окончательный штопор, и никакой Снейп с его зельями уже не сможет вернуть глупого, наивного Поттера обратно. Сюда. В пустоту.
no mortal would dare that.... .... it is difficult for ordinary mortals
Эх, люди, поздравьте меня. Я официАльно назначена главным редактором и единственным журналистом нашей школьной газеты, главой молодежного собрания при администрации, классным (во всех понятиях) режиссером. И поэтому на меня все свалили, а именно:
Выпуск газетымне надо к пятнице написать все статьи, отредактировать имеющиеся, сделать эскизы, найти сканер, соединить все в кучу и принести на диски
Организацию первого собранияэто здорово, учитывая, что я знаю только тех, кто учится в нашей школе, а с остальными даже не знакома, будем завтра штурмом брать наш комитет по делам молодежи
Съёмку и редактированиеНу мне надо взять весь имеющийся материал, все фотки, видео, статьи, отснимать новые и соединить в клип, а потом еще и презентацию сделать